Страстная неделя началась с абсурда.

Это когда Президент Украины призвал благочестивых христиан отстоять на Пасху поочередно в церквях всех что ни на есть конфессий.

«И как вам такое предложение?» — поинтересовалась у архимандрита Лонгина, настоятеля Свято-Вознесенского монастыря, что на Буковине, Героя Украины и кавалера высшей награды — ордена Державы.

Ожидала резкой отповеди, как отреагировал бы любой воцерковленный мирянин. Но он не стал ничего говорить.

Только и того, что произнес: «Их дело. Правят страной, как хотят... А я не вмешиваюсь в политику».

«Если назову себя президентом — это ж ничего не значит?»

«Героя» давал и орден вручал президент священнику несколько месяцев назад на Всеукраинском форуме усыновителей.

А представили батюшку к награде за то, что воспитывал в уникальном не только для Буковины, но и вообще для страны детском доме почти 200 сирот.

— Что вам Ющенко сказал, когда награждал?

— Сказал, что первый раз в жизни кладет такой орден на рясу.

А еще в Секретариате, когда готовили документы на награды, мне рассказывали, Виктор Андреевич настолько был потрясен историей жизни архимандрита, что собирался приехать с подарками на Николая. В крайнем случае на Пасху.

— Ну и как? Приезжал? — спросила, хотя мне показалось, что и без того знаю ответ.

— Пока нет, — сказал он. — Наверное, занят. Или еще не был в наших краях.

— А в «Гуту» сто раз мимо вас мог ездить? И в «Буковель», кстати, тоже

Но мудрый человек не стал отвечать. Он просто промолчал.

Да и что тут говорить, если всем известно, что Свято-Вознесенский монастырь — это Московский патриархат, а монахи помогают батюшке ухаживать за детьми.

— В Киеве, преимущественно в среде политиков, если коснуться церковных тем, всегда уточняют — о каком патриархате речь: Московском или Киевском? С вами тоже уточняют?

— А что такое — «Киевский»? Я не понимаю, когда мне говорят: «вы — «Московский патриархат». Да не «Московский», у меня — каноническая вера. А то, что кто-то там себя придумал «патриархом», так это ничего не значит. Есть такое понятие: церковные каноны. Собирается Вселенский Собор, избирается патриарх... А чтоб взять и «з доброго дива» придумать... Ну это как если б я придумал завтра быть президентом. Может, и хотел бы, но никто ж не даст! — пошутил архимандрит.

— На Пасху на всенощной будут стоять вип-персоны. Вас не смущает, что целый год они друг друга обвиняют в воровстве, а потом свечки ставят исправно и показательно?

— У нас всегда был верующий народ, люди сами потянулись в церковь. Это хорошо, — смиренно ответил собеседник.

В Страстную неделю — грех спорить.

Остановилось сердце

Лонгин — это монашеское имя.

А на самом деле его зовут Михаил. Михаил Васильевич Жар. Ему всего-то 44 года, из них 18 лет воспитывает сирот.

— Идея приюта чья? Ваша?

— Идея — божья, — произносит так, что в сущности и не требуется никаких доказательств, да и какая разница — кто первый решил собрать никому доселе не нужных детей, кормить их, нянчить, лечить, учить грамоте и вере?

Отец Михаил перенес два инфаркта и клиническую смерть. И еще два шунтирования. Врачи сказали: проблемы с сердцем из-за переживаний.

Так переживать способны только родители, которые слишком любят своих детей.

У него их сейчас — 220.

Две недели назад, когда я ездила в Банчены, было 209.

— Мы сначала думали: ну заберем 50. Потом 100. Затем решили — и 150 ребятишек сумеем досмотреть, но... Они ж, бедные, так настрадались за свою еще коротенькую жизнь, что сил нет у меня: знать, как им больно, и не забрать к себе! И когда их было уже 200, считал, ну это все! Но как же «все»?.. Теперь говорю, наверное, 300 будет.

Дети, которых привозит в Банчены священник («він їх повсюди збирає!» — растолковывали мне монахини «географию» поисков батюшки), на самом деле никому не нужны.

И это правда.

Если б были нужны родителям, те б их не оставили в картонной коробке у чужого подъезда.

Если б были нужны родне, их бы из детских домов забрали родственники.

Если б были нужны хоть кому-то «на усыновление», — их усыновили б давным-давно. Но ни свои, ни иностранцы не заинтересовались.

Если б они были нужны стране, то она бы по крайней мере их лечила. Но она этого не делала.

Почти всем этим детям — из-за врожденных патологий, казалось бы, предначертано самое печальное и в настоящем, и в будущем. Если оно настанет.

Потому что некоторым вообще ставили диагноз как приговор: «не выживет».

«Усе на світі віддам»

Прошу священника рассказать о детях, не обо всех, конечно, но то, что больше всего потрясло.

Хотя, наверное, невозможно из сгустка боли определить самое-самое.

«И если б мог обнять всех сирот на земле, я б це зробив, — когда он сильно волнуется, то слова по-русски и по-украински у него получаются вперемешку. — Они немощны. Их любить надо. Усіх дітей любити надо. А цим ще й допомогти, щоб вижили. Я не могу без них! Вони — моє лекарство. Не було б їх зі мною, зря б на земле тогда жил».

Для меня самая потрясающая история — это как выхаживали ребенка с именем Нектарий.

Монахиня Елизавета, которая водила нас по новым корпусам, построенным для детей священника, все приговаривала: «Уже с мальчиком хорошо. А прежнее вспоминать жутко».

Он родился с диагнозом «гидроцефалия». И от него отказались все.

«Голова була здоровенна! — говорит отец Михаил. — Большая. Как ведро! Він її не міг удержать. Лікар каже: «Не берите, все равно умрет». Казали, вмре через дві неділі».

Священник забрал малыша. Возил в Австрию. Там сделали несколько операций.

Нектария я видала. Он сидел в своей комнате у окна, возил пластмассовые машинки по столу. Ему скоро десять лет. Он узнает отца Михаила. Улыбается и немножко разговаривает.

...А может, самая потрясающая история, это как впервые привезли сюда малышку, от которой шарахался весь медперсонал? У нее был СПИД.

Но, знаете, ее тут вылечили. Уж и не представляю, по каким только клиникам не ездил батюшка, в какие только медицинские центры не обращался!..

Сколько ж это терпения надо было иметь? И сколько веры в то, что все получится, чтобы и вправду все получилось?

Сейчас у него 37 детей с диагнозом «ВИЧ-инфицированный».

«За счет» особого контингента священника статистика «по СПИДу» во всех областях понизилась, а в Черновицкой — резко возросла.

И этому несказанно рад Михаил Васильевич. Во-первых, потому что детей забрал и не сомневается: тут за ними уход лучше, во-вторых, и мысли не допускает, что не сможет их вылечить: «Усе на світі віддам, аби тільки вони були здоровими».

Не знаю, может, и вправду случаются чудеса и доселе неизлечимое вылечивается.

Во всяком случае дети, которых в прежних приютах помещали почти что в «лепрозорий», а малыши страдали не столько от болезни, сколько от нелюбви, но потом — привыкали... У отца Михаила они становятся другими. Такими, как все «незатюканные» дети.

Заглянула в комнату к мальчишкам, привезенным сюда с диагнозом «СПИД». Один из новеньких по привычке сторонился всех.

Те бегают, а этот стоит. И ближе пяти метров не подходит.

Но, думаю, и он скоро освоится.

В соседней спальне после тихого часа четверо мальчишек лет пяти-шести бросались подушками, совершенно не боясь, что их накажут.

Нехотя подчинились монахине, которая сделала замечание, но получилось это у нее совсем не строго.

Поэтому хоть подушки и не летали, скакать по кроватям ребята не сразу прекратили.

Эти дети здесь недавно.

У них ВИЧ, и все, конечно, были из безнадежной группы «отказников».

...Те дети, которые постарше, вместо тихого часа гуляют на улице. Им нравится гонять на стадионе вместе со сверстниками, что живут рядом, в этом же селе.

Я-то думала, за «своими» обязательно кто-то из монахинь присматривает.

Но отец Михаил удивился: «Зачем? Сами знают, когда домой. Они послушные».

«Добрые люди» из комиссии

Хоть и случается, но редко, чтобы проведать ребенка приехали мама-папа да хоть бы и бабушка с дедушкой.

— Но бывает же?

— Буває, — отвечает отец Михаил, и голос у него становится печальным. — Прийшла недавно мама до дівчинки. А тій вже — 13 год. Маленькою до нас забрав... Кажу: йди, поговори. Не хоче. Ховається. «Називай мамою, бо то ж твоя мама». Ни в какую!

— Детям рассказываете о прошлой их жизни?

— Никогда не хотел и ни за что не захочу, чтобы они это знали. Только об одном думаю: чтоб побыстрее забыли то, что было в их жизни. А там было много горя. Маленькі тоже знали горе, тільки не запам'ятали. І це добре.

Отец Михаил ездит по всем приютам, ищет братьев-сестер тех, кто уже стал его ребенком.

Несколько лет назад с диагнозом ДЦП он привез девочку Катю, которая была в сущности обузой для того детдома, куда ее определили, да и мама давным-давно отказалась.

Ребенка в прямом и переносном смысле священник поставил на ноги. Так что не сильно верьте, когда говорят, что ДЦП — это навсегда.

А потом узнал, что у нее есть младшая сестра.

Но младшая — Люда — попала в больницу, потому что мама обварила кипятком и ушла. Малышку нашли чужие люди.

Священник, узнав об этом, отыскал ребенка. Выходили ее в ожоговом центре. Раны почти не болят. По крайней мере девочка мне так сказала.

Она поселилась в комнате вместе с Катей. Я видала, как старшая читала младшей книжку, а та слушала и искала картинки.

— Насколько сложна процедура оформления, чтобы, допустим, из детдома отдали ребенка вам?

— Так я ж больных сирот беру, инвалидов. Всех подряд.

— Передают охотно или говорят: «Вот если б вы не были священником, тогда бы...»

— Когда как. По-разному бывает.

— К вам довольно часто проверяющие являются...

— И хорошо! Добрые люди идут с проверкой, чтоб разделять нашу радость. Потому что они ж тоже должны бути щасливі, що діти одужують. И правильно, когда едет комиссия. Страна должна знать, как дети растут, как их кормят, как за ними смотрят, як вони вчаться. Завжди говорю: обязательно надо проверять! Никогда не был против.

Он еще несколько минут убеждает, что «за дітьми гледіти надо, бо це ж не мусор!»

И только могу догадываться, почему вдруг столько эмоций.

Он до сих пор переживает несчастье, случившееся много лет назад. Один из первых малышей, кого взял на воспитание, умер от менингита.

Священнику те, кто передавал ребенка, о заболевании не сказали. И когда отец Михаил кинулся спасать, было поздно.

Послушницы уверяли, что батюшка смерть мальчика, может, и не пережил бы. Потому что сердце у него именно тогда и остановилось.

— Но молитва спасла. Все молились. И дети тоже.

Янукович привез «сладке»

У каждого священника — своя история. Но, как правило, все сводится к двум причинам, которые заставляют отречься от «мирской жизни».

Либо в роду были священники, и человек следует «зову предков» (так по крайней мере говорят).

Либо — что-то эдакое случилось, от чего добровольно уходят «в монастырь».

Ни первое, ни второе к отцу Михаилу не относится.

— Просто моя душа с детства тянулась до Бога, и она выбрала истинный путь. Сама выбрала. Меня никто не заставлял. Но именно этой веры мне не хватало. Тому й став ходити до церкви.

И было это неподалеку от Банчен — в селе Петрашевка того же Герцаевского района Черновицкой области. А потом он стал строить Свято-Воздвиженский монастырь. Не сам, конечно, братья помогали.

Вскоре подключились и миряне: те, кто жил в окрестных селах, приходили на стройку, работали, кто чем мог помогал. И кирпичом, и бревнами, и продуктами, и деньгами.

Сейчас в этих местах уже несколько церквей — одна другой краше. И что поразительно, меня убеждали: отец Михаил сам указывает место, где начинать строительство.

Его в Банченах боготворят.

Ну представьте, лишь благодаря тому, что появился монастырь, а затем — вернее, почти синхронно — детский городок, и села, которые рядом, стали газифицированными.

Газовую «ветку» через речку Прут тянули.

— ...Видите, какая колокольня шикарная! — показывал мне высоченное сооружение, метров 60, глава Герцаевской райадминистрации Олег Кицен. — Так вот первый кирпич закладывал Янукович... Он тогда премьером был.

«А с газом кто подсобил?» — спрашиваю Олега Ивановича. «Многие помогали. И Бойко, когда в министерстве работал... И очень нам помог, кстати, «Нафтогаз»... Нет, не Дубина и не его предшественник... Ивченко? Нет, этот не помогал». — «Может, Бакай?» — «Да неважно, кто. Сделали — и спасибо».

— Вот вы не просите помощи, — говорю я отцу Михаилу, — но как же узнают все-таки, что вам что-то нужно?

— Думаю, это Господь сам ложить на серце тим, хто хоче зробити добро. Дуже багато людей в Україні добрих... Которые рядом с нами.

— Если Янукович тут закладывал первый камень, то, может, и потом приезжал — детям подарки привозил?

— Приїзжав. Сладке привіз. «Кінозал» подарував.

— А фонд, который Виталина Ющенко возглавляет, тоже помогает?

— Помогает. Все помогают, — отвечает священник, но, чувствуется, не доставляет удовольствия перечислять персон именитых.

Ничего странного. Просто он ко всем одинаково относится. Хотя за очень доброе дело может и расцеловать.

Например, за постное масло, — говорила мне матушка Елизавета, — расцеловал.

Дело было так. Однажды в кухне закончилось масло, и денег нет, чтоб купить, а готовить надо на столько душ! За раз на одни только салаты (примерно 15 — 20 килограммов овощей) — «прірва олії» расходуется.

И вдруг является какой-то человек из местных мелких бизнесменов: хочу, говорит, помочь вашим детям провиантом, у меня — своя «олійниця», сулею вам принес, возьмите. Это, говорит, от сердца.

Батюшка его расцеловал.

А тот на радостях потом чуть ли не цистерну масла привез.

Матушки рассказывали мне, что «ще одна жінка, котра помогти дітям хотіла, корову привела, а друга — увесь пай, два гектари, віддала».

На этих гектарах для детского городка монахини выращивают картошку.

«А в городе том сад, все травы да цветы»

Одна местная газета о детском городке написала: «Вырос в чистом поле».

Конечно, «в чистом поле» — образнее, чем если бы «не в чистом».

На самом деле не было никакого «поля». Стояли тут старые-престарые хатки.

И чтобы построить корпус, нужно было освободить территорию.

И батюшка у жителей, которые имели эти самые хатки плюс огороды по 30 соток, все это добро, можно сказать, выкупил.

Точнее — построил рядом, буквально в нескольких сотнях метров от прежнего места, целый «микрорайон». Кто ж будет против — вместо захудалого получить новенькое «обійстя»?

И остались они довольны.

Но больше всего повезло детям.

Поскольку такую сказку, что они получили, даже придумать трудно. Трехэтажные здания, светлые окна, мраморные лестницы, причем оборудованные подъемы для тех ребят, кому трудно самостоятельно передвигаться...

Каждый корпус («корпус» звучит казенно, пусть будет просто — красивый дом) — разного цвета. Розовый, желтый, синий...

А внутри паркет устелен коврами. Не ковролином, а настоящими мягкими коврами со «спокойными» узорами.

Стены увешаны «спокойными» картинами: природа в основном. Если Левитан, то — «светлый». Во всяком случае — не «осенний дождь».

Аквариумы с рыбками. Птички поют. В холле — «пейзажи» из растительности. И везде — вокруг зданий — невероятное количество цветов.

Мальчишке по имени Степан сказала, что здесь — как в песне. «В какой?»— поинтересовался паренек. Я прочитала ему пару строф из самого трогательного, что пел Гребенщиков в «Ассе»: про «дивный сад» и звезду на небе голубом.

— Это — духовное? — уточнил сообразительный мальчик.

— В принципе да.

Степану про «огнегривого льва» понравилось. Но у него было свое стихотворение.

«Не все дети счастливы на свете...» — так оно начиналось. А дальше — что рождаются иногда калеками, и это несправедливо, если никому до них нет дела.

Ребенок читал стих долго и с выражением.

Степан родился без рук. От него все отреклись. Не знаю, как бы жил дальше в прежнем приюте, да и жил ли бы вообще, потому что это ж с ума сойти можно, если ребенок понимает, что он никому не нужен.

Но, видать, нашел же и для него отец Михаил слова, которые за душу тронули. Почему-то ж поверил Степан, что он — нормальный. Ну, немножко не такой внешне, но зато, может, и умнее сверстников.

И мальчик стал читать книги с упоением. Горы книг! Теперь ему нравится спорить. Матушка Елизавета ласково называет его «философом».

А его друга Ромку — «музыкантом», потому что тот играет на синтезаторе, который поставили — специально — рядом с его кроватью. Этому мальчику трудно передвигаться. У него — ДЦП.

Но, знаете, тут атмосфера такая: никто несчастным или там ненужным себя не чувствует.

А что еще детям надо? Только чтоб любили такими, какими уж родились.

Если б у Вакарчука было доброе сердце

За малышами смотрят и штатные педиатры, и няньки-воспитательницы — матушки-послушницы женского монастыря в Банченах.

Скажем так, за каждой комнатой (а там по 3—4 воспитанника) — «закреплена» монахиня.

Но если кто думает, что любая может справиться с этой работой, — ошибается.

Во-первых, у нее должны быть навыки и учителя, и психолога (как правило, подбирают тех, у кого высшее педагогическое или диплом института культуры), во-вторых, мягкий характер и (как бы это высокопарно ни звучало) доброе сердце.

Дети — они ж чувствуют, кто добрый. Их никаким дипломом не обманешь.

Пока тихий час, «нянька» тоже в комнате: то одеяльце поправит, то убаюкает, а то вдруг ребенок на горшок попросится, она возьмет сонного малыша, усадит... Потом снова уложит в постельку. А тот сопит себе дальше, не просыпается.

Не представляю, чтоб так ухаживали в любом даже самом показательном детском доме или интернате!

И трудно представить, чтоб в «приюте» у детей был спортзал с тренажерами фирмы «Кеттлер». Много какого инвентаря делалось под заказ — именно для этих ребят.

А еще — музыкальная школа здесь, в детском городке. И школа рисования. Учат девочек кулинарничать — они помогают поварихам печь сдобу. Потом батюшка пробует: у кого лучше пироги вышли. Получается, как дома, когда родители хвалят ребенка за что-то хорошее.

На верхнем этаже — зал, где швейные машинки: кто хочет, тот и учится.

«Одежду детям батюшка всегда только готовую покупает. Чтоб красивое, яркое — как для детей, — объясняла послушница Фелония, отвлекшись от выкроек. — А шьем простенькое, в основном себе».

— Все прекрасно: дети счастливы. Неужто и вправду вам никакая помощь не нужна? — спросила я у отца Михаила.

— Нужна! Очень нужна!.. — священник так разволновался, что опять получилось — скороговоркой. — Вот у меня дети-выпускники в школе, 11-й класс. Йде тестування. Без тестування в институт не поступишь. Но когда один ребенок в семье и не поступит — не беда. А если все мои дети не будут поступать? Для меня это смерть. Они хорошо успевают в школе. Они умные, мои дети... Но должны иметь дипломы, учиться на ту профессию, на какую хотят. В этом году семеро в мединститут думают, а если не складуть тест, не смогут студентами стать. А тесты — это кому как попадет. И я хотел вас попросить, чтоб написали в газету, и чтоб для нас зробили не те щоб послабку, но чтоб детям не заваливали тесты...

— Если у министра просвещения доброе сердце, и он узнает о вашей просьбе, наверное, поможет. Хотя, возможно, и нет.

— А ви їм скажіть, — просил священник, — що наші діти дуже хороші! Слухняні. Розумні. Дуже хочуть поступать і хочуть вчитися!

Пожалуй, это единственное, из-за чего болит сердце у отца Михаила.

Потому что в остальном он «покладається» на себя. Ну и на молитву.

Знает, что ему хватит сил их вырастить, вывести в люди, женить, замуж выдать, причем не просто, а с приданым.

Старшую воспитанницу, «доню», года два назад замуж выдал за хорошего парня, кстати, из соседнего села.

Столы накрыли, гостей позвали — наверное, с тысячу приехало. Или больше. Весь район гулял.

И в прошлом году — тоже свадьба: другую дочку выдавал.

А сколько еще свадеб предстоит, где «тато Михайло» будеть сидеть на почетном месте, как и положено отцу, и гордиться «своїми дітьми»!

«Ось тоді буду спокійний, як вони усі сімейними стануть. І на свята до мене з'їдуться!.. Оце щастя!» — мечтательно говорит священник.

Но уже сейчас строит дома: чтоб у каждого, кто семьей обзаведется, сразу была собственная квартира в Черновцах.

Правильно. Пусть дети в городе живут.

Родители в селах, которые пекутся о своих чадах, именно так и говорят.

— В списке победителей «Человек года в украинском христианстве»... Этим занимается некая организация типа «христианских писателей»... Так вот вы у них в числе победителей. Но на втором месте, — сказала я отцу Михаилу. — Потому что на первом у них — Ющенко...

— Тільки на небесну награду я сподіваюсь. А це — таке... — честно признался священник.

Кстати, и о том ордене, что президент «на рясу давав», он приблизительно так и сказал.

Претит ему повышенное внимание к себе, поскольку, по его разумению, неправильно это, неверно, короче — суета сует.

Ему одно только внимание дорого и ценно бесконечно: внимание детей.

Особенно тех, кого в прямом смысле слова вернули к жизни.

Поэтому и говорю: только б сердце у него не болело.

Только б забрал к себе еще детей.

Справка «2000»

Михаил Васильевич Жар, архимандрит, настоятель Свято-Вознесенского монастыря. У него трое родных детей, 29 усыновленных и 188 воспитанников.

60513, Черновицкая обл., Герцаевский р-н, с. Мольница.

Тел: +38 (03740) 3-3319.